Возможно, появятся возражения на такую аргументацию ввиду ее теоретического характера. Можно допустить, скажут, в плане абстрактной логики, что никакая культура не в состоянии вынести истинного суждения о другой культуре, поскольку культура не может избегнуть самой себя и, следовательно, в своих оценках остается узницей безоговорочного релятивизма. Однако поглядите вокруг; проявите внимание к тому, что происходит в мире вот уже столетие, и все ваши умозрительные построения рухнут. Далекие от состояния закрытости в себе самих, все цивилизации признают, одна за другой, превосходство одной из них — западной цивилизации. Разве мы не видим того, что весь мир постепенно заимствует ее техники, образ жизни, формы развлечения, а то и одежду? Подобно тому как Диоген доказывал существование движения собственной ходьбой, ход человеческих культур, от обширных масс Азии до племен, затерянных в бразильских или африканских джунглях, доказывает — посредством единодушного согласия, беспрецедентного в истории, — что одна из форм человеческой цивилизации превосходит все прочие. Страны "недостаточно развитые" упрекают других на международных ассамблеях не в том, что их озападнивают, но в том, что не столь быстро представляют им средства себя озападнить.
Мы здесь затрагиваем наиболее чувствительную точку в нашей дискуссии; бессмысленно желание защитить самобытность человеческих культур вопреки им самим. Кроме того, этнологу чрезвычайно трудно вынести справедливую оценку такому феномену, как универсализация западной цивилизации, и это по нескольким причинам. Во-первых, существование мировой цивилизации — по-видимому, уникальный факт в истории; прецеденты его, возможно, следует отыскивать в отдаленной палеоистории, но о ней нам почти ничего не известно. Далее, царит огромная неопределенность относительно консистентности рассматриваемого феномена. Фактически вот уже полтора века как западная цивилизация имеет тенденцию — то в целом, то своими ключевыми элементами, такими, как индустриализация, — распространяться по миру. В той мере, в какой другие культуры стремятся сохранить нечто из их традиционного наследия, эта попытка в общем сводится к суперструктурам*, то есть наиболее хрупким аспектам, и можно предположить, они будут сметены под действием происходящих глубоких преобразований. Но феномен находится в процессе развития, и результат нам еще не известен. Завершится ли этот процесс интегральным озападниванием планеты, на основе русского и американского вариантов? Появятся ли синкретические формы, возможность чего заметна в исламском мире, Индии и Китае? Или же поток уже достиг своих пределов и вот-вот начнется откат: западная цивилизация близка к изнеможению, подобно доисторическим монстрам, поддавшись физической экспансии, несовместимой с обеспечивающими существование этой цивилизации внутренними механизмами? Учтя все эти оговорки, попытаемся оценить процесс, разворачивающийся у нас на глазах, в котором, сознавая это или нет, мы являемся деятелями, пособниками или жертвами.
*Этим термином автор обозначает мировоззренческие системы. — Примеч. ред.
Начнем с замечания, что эта приверженность западному образу жизни (или определенным его аспектам) далеко не так уж спонтанна, как хотелось бы полагать западным людям. Она есть результат не столько свободного решения, сколько отсутствия выбора. Западная цивилизация разместила своих солдат, торговые представительства, плантации и миссионеров по всему миру. Прямо или косвенно, она вмешалась в жизнь цветных популяций; перевернула снизу доверху их традиционный способ бытия, навязывая им свой собственный или создавая обстоятельства, которые вызвали слом существовавших рамок, не заместив их чем-либо другим. Будучи покорены или дезорганизованы, народы могли лишь принять те эрзац-решения, что им предлагались, а если не были к этому расположены, то все же достаточно к ним приблизиться в надежде стать способными дать им бой на том же поле. В отсутствие неравенства сил общества не предавали себя с такой легкостью; их Weltanschauung** скорее сближается с мировоззрением тех бедных племен Восточной Бразилии, которые усыновили этнографа Курта Нимуендаю, и всякий раз, как он возвращался к туземцам после пребывания в центрах цивилизации, они рыдали, испытывая жалость к нему при мысли о страданиях, которые он, должно быть, претерпел вдали от единственного места — их деревни, — где, как они считали, жизнь стоила того, чтобы жить.
** Мировоззрение (нем.). — Примеч. пер.
Тем не менее, формулируя эту оговорку, мы лишь подменили вопрос. Если и не на добровольном согласии основывается приоритет Запада, то разве та более значительная энергия, которой он располагает, как раз не позволяет ему понуждать к согласию? Здесь мы достигли сердцевины вопроса. Ибо это неравенство сил уже не восходит к субъективности коллективов, такой, как факты приверженности, о чем только что упоминалось. Это объективное явление, и объяснить его можно, только обратившись к объективным причинам.
Речь не идет о том, чтобы предпринять философское исследование цивилизаций; можно заполнить тома дискуссией о природе ценностей, исповедуемых западной цивилизацией. Выделим среди них наиболее манифестируемые, наименее оспариваемые. Они, похоже, сводятся к двум: западная цивилизация, с одной стороны, согласно выражению Лесли Уайта4, стремится к непрерывному возрастанию количества энергии, затрачиваемой в расчете на одного жителя; с другой стороны, к охране и продлению человеческой жизни. Если желать высказаться покороче, то второй аспект есть одна из форм первого, поскольку количество затрачиваемой энергии возрастает в абсолютном выражении с ростом продолжительности и пользы, получаемой от индивидуального существования. Чтобы избежать какой-либо дискуссии, сразу признаем также, что эти характеристики могут сопровождаться компенсаторными феноменами, служащими в каком-то смысле ограничением: это истребление людей в огромных размерах, производимое мировыми войнами, и неравенство между индивидами и классами, царящее в сфере распределения наличной энергии.
После сказанного сразу же отметим, что если фактически западная цивилизация всецело предается таким целям (в чем, возможно, и состоит ее слабость), то в этом она не одинока. Все человеческие общества, с самого давнего времени, действовали в том же направлении. И наиболее решительный прогресс в этой сфере совершили как раз те весьма отдаленные и весьма архаичные общества, которые мы сегодня охотно приравниваем к "диким" народам. В настоящее время продвижение в заданных ими направлениях по-прежнему составляет наиболее важную часть того, что мы называем цивилизацией. Мы все еще зависим от тех огромных открытий, которыми отмечена, без какого-либо преувеличения, неолитическая революция: земледелие, разведение скота, гончарство, ткачество... За последние восемь — десять тысяч лет в эти "искусства цивилизации" мы лишь привносили усовершенствования.
Действительно, некоторым умам присуща досадная тенденция отдавать преимущество — по затраченному усилию, интеллектуальности и воображению — недавним открытиям, а те, что совершены человечеством в его "варварский" период, как бы становятся делом случая, и вообще никакое из них не обладает заметным достоинством. Такая аберрация кажется нам настолько серьезной и при этом распространенной, настолько служащей препятствием в принятии точного взгляда на отношение между культурами, что мы полагаем необходимым полностью ее развеять.